В железный век человеческая жизнь сокращается, да и сама память о долгих столетиях благого жизнипресыщения истирается из сознаний людских. В нынешней нашей реальности нам рассказано о краткости жизни якобы предков наших.
Навязчивое линейное изложение нестройных последовательностей прошлых веков учит будто исток наш — в пещерной тьме, проведённой за поеданием то мамонтов, то менее удачливых соплеменников. Зверство — как аксиома знания о предках, невежество — как основа основ бытия.
Отсюда и вывод о неизбежной грубости любого обращения к Традиции — раз обернулся к предкам, значит — обратился к дикости.
В основе этого размышления — идея, толкующая человека как сына Великой Матери природы
— из праха вышел, в прах обратится,
— вошёл в посмертие, в миры закрадные
— да и рассыпался на субличности — светы,
— утратил целостность и обернулся кем-то…
— то листиком, то волком, то кабанчиком.
— пробежал рекой, вспыхнул огнём,
— вновь оказался человеком.
Соберётся человек на миг призрачной личностью, да едва удержит в себе это единство. Дрожание частей его — желаний и помышлений — вновь и вновь устремляется к тем силам, из которых он на мгновение создан.
И впускает в себя человек то ярость огня, то вязкость болота — и тут вообще человек- он как изба отводная на краю деревни, отданная на откуп гостям и проходимцам.
То заедет туда усталый скоморох,
то леший забредёт гостевой,
то воин спешится на ночлег,
то предок из могилы восстанет погреться у печи…
Человека-то самого за теми гостями разглядеть непросто. Да и не нужно особо — ведь всё из всего исходит, всё во всём проявляется — все мы дети Великой Матери.
И постигая человека природного, мы не перестаём удивляться близкой его связи с существами, с реальностями близких, но ныне сокрытых от большинства миров. Встретить лешака на тропинке, почуять дыхание банника в парилке, услышать шаги предка — всё это в пределах чувственного опыта человека природного.
Существование без довольно навязчивого присутствия инфернальных соседей — едва ли не редкость — достижение, требующее вдумчивого огораживания, выстраивания защиты сложной обрядовостью, постоянным ожиданием опасного вторжения из-под половиц бытия.
В такой ситуации, граница сугубо человеческого бытия — зыбкая, не слишком надёжная. В этом толковании мира — путь обособления человеческого начала, выстраивание своего плана существования, но всё же сам сюжет — эволюционный, поступательный и прогрессивный в конце концов.
Человек в помышлении о нём, как о существе становления природной материи оказывается только продолжением цепочки материальных порождений — цепочки, что идёт из нижних миров, постепенно как бы возвышаясь и развиваясь.
И выстраивается соблазнительно — стройная последовательность, возникает возможность линейных толкований бытия. Эволюция — смена форм с постепенным обретением новых качеств. Мираж истории бытия.
Здесь, впрочем, всё живое, всё не познаваемо окончательно, именно потому, что живо и целостно. Акт ментального познания тут возможен, но лишь как радикальная антитеза живому.
В такой модели бытия ментальный акт — глубоко трагичен по своей сути.
Живое как познать разделив?
Вскрыв, разрезав, убив.
Что останется от щенка
Под ножом познающего анатома?
Лишь измученной плоти неизбежное тленье
Не найти там виляния хвоста,
Ни холодного носа. Вот награда нам
За ментальное дерзновенье …
Ведь, будучи инструментом обособления человека, очерчивания его мира он оставляет человека в мёртвом пространстве ментальных защит, погружает его в железное лоно мегаполиса, создавая новые связи — путы.
К тому, как развивалась идея прогресса, мы вернёмся позже — обсудим подробнее. Пока же — просто зафиксируем такую модель мира.
Нам важно подчеркнуть, что, что задача наша — описать некоторые модели осознавания себя, поскольку именно в силу выбранных этих моделей, мы и собираем миры в которых изживаем свои цепочки воплощений.
Tags: Великая Мать, модели мира, сущность, эволюция
